Я с раннего утра ожидаю начальника отделения полиции, чтобы по совету Франка подмазать его. Но его все нет, а появляется он ровно в 10 во главе конницы полицейских на мотобайках, словно бравый есаул. Тут же из ниоткуда возникают и мотоциклы представителей охранной фирмы, все вместе мы проходим в небольшой тесный кабинет начальника. Он садится за стол, напротив него на стульях присаживаются несколько охранников и хозяин гостиницы. Нам с Бином указывают место на незастеленной кровати, перпендикулярной столу, заставляя нас переживать некоторую неловкость от сидения в уличной одежде на белой простыни. Шеф полиции, напротив, чувствуя себя уютно как дома, начинает вещать так строго, как начальник отчитывает нерасторопных подчиненных. При этом он неторопливо, по-хозяйски, раздевается: снимает форму, оставшись в одной белой майке, меняет берцы на шлепанцы. В нем нет ни тени официальности, он выглядит как простой мужик, для полноты образа не хватает только дивана и телевизора.
Все молчат, слушая громкую речь сердитого человека, периодически он головой показывает в мою сторону. Так продолжается довольно долго. О чем можно говорить столько времени: тут всего-то пара слов «Ребят, раз виноваты, то заплатите»? Я едва заметно толкаю Бина: «О чем они говорят?». Он улыбается: «Не переживай, он на твоей стороне». Мне остается лишь следить за интонацией, я очень переживаю, что не подмаслил полицейского и теперь, вероятно, это все лишь спектакль для меня, изображение бурной деятельности.
Наконец, собеседники что-то отвечают и полицейский обращается к Бину, который переводит мне резюме встречи: мы сейчас едем в прокат вместе с охранниками, они готовы заплатить. Из груди вырывается вздох облегчения, настроение зашкаливает. Все выходят из комнаты, я немного задерживаюсь и протягиваю начальнику отделения руку для рукопожатия, зажав между пальцев $20. Он отточенным движением берет ее и кладет в карман, широко улыбаясь.
Спустя 40 минут после начала встречи, выходим из участка, садимся с Бином на мотобайк одного из представителей охранников и направляемся в прокат, я показываю дорогу. Ах, это приятное чувство полета на душе. В прокат мы приезжаем одни, остальные охранники отделяются от нас по дороге. Прибыв, представитель фирмы по-кхмерски переговаривает с партнером Тони. Бин переводит, что мы сейчас ждем директора охранников и, скорей всего, уже сегодня я получу обратно свой паспорт.
Вскоре, прибывает и директор. Они долго и оживленно что-то обсуждают, Тони невозмутимо возится в стороне, улыбаясь. Бин поясняет, что торгуются. Прокат готов снизить цену до $500, охранники предлагают $300 и требуют предъявить чеки на покупку в качестве обоснования цены. Моя эйфория быстро улетучивается, заменяясь чувством тревоги. В итоге, стороны прощаются и расходятся. А я выпадаю в осадок. Конец еще не близок. Меня терзает мысль о том, почему же Тони не пришел в полицию, тогда бы они сторговались там при участии ментов, он бы не дал им так просто разойтись без решения вопроса. Хотя, видимо, именно поэтому и не пришел, чтобы не быть вынужденным принять цену, недопустимо низкую для себя. Он, все-таки тертый калач.
Ну что ж, тогда я возвращаюсь в полицию, чтобы уведомить шефа, что результат так и не достигнут. Пусть еще больше на них надавит, отрабатывает $20. Бин убегает на день рождения к приятелю, поэтому иду один. Полицейский, как мне показалось, не удивлен и просит зайти в 16 часов. Я начинаю сердиться, но вспомнив, что именно из-за моей несдержанности, вероятно, и заварилась вся эта история, успокаиваюсь и возвращаюсь в отель.
Вернувшись в 16 начальника уже не нахожу. Усевшись у входа в участок, ожидаю его. Один из полицейских, узнав меня, через сидящего неподалеку паренька спрашивает, в чем дело и, отзвонившись начальнику, просит возвращаться завтра в 11. Они что, издеваются надо мной? Я не прочь походить день-два, но так сложилось, что во вьетнамском Хошимине меня уже ждут и каждый день отсрочки стоит немалых усилий.
